Нелли Шульман - Вельяминовы – Время Бури. Книга первая
Беловежская пуща
Над зеленой травой лужайки еще не рассеялся легкий, белый туман. В искусно скрытом шалаше было тихо. На швейцарских часах Петра стрелка не подошла к семи. Они с фон Рабе появились здесь час назад, после раннего завтрака. Петр приехал в Брест, на особом поезде НКВД. Он пересел на эмку, с охраной, ждавшую его на вокзале. Фон Рабе, насколько он знал, сделал то же самое, с немецкой стороны границы. Усадьба оказалась большой и ухоженной. При поляках здесь размещался охотничий дом какого-то магната. Водяная мельница бойко крутилась. Магнат устроил над запрудой террасу, с кухней и столиками. Они с герром Максимилианом поужинали форелью, пахнущей дымком костра, и молодой картошкой. Фон Рабе привез ящик французского вина.
– Это не крымский портвейн, – хмыкнул Петр, пробуя белое бордо.
Магнат бежал, оставив в усадьбе севрский фарфор, медвежьи шкуры, и ванные комнаты, с муранской плиткой. Даже бельгийские ружья, в библиотеке, над камином из гранитных валунов, остались нетронутыми. Усадьба перешла НКВД, сюда привезли солдат и отличного повара. Петру, по дороге, сказали, что дом стоит в глубине пущи с начала прошлого века. Раньше здесь, действительно, работала мельница. На большой ветле, возвышавшейся над зеленым лугом, на тележном колесе, они увидели гнездо аиста. Оберштурмбанфюрер улыбнулся: «В наш баварский дом они тоже прилетают».
После ужина они пошли в засаду на кабана. Звери появились ближе к полуночи, они с фон Рабе взяли большого самца. Повар обещал на обед свежие сосиски, а остальное мясо он повесил коптиться. Утром сюда, к уединенному ручью, на водопой приходили косули.
Внимательно глядя на густые заросли малины, Петр вспоминал утренний дымок в Катынском лесу. Воронов приехал туда в конце апреля, встретив Тонечку и мальчика в Будапеште, устроив семью в Москве. Он знал, о слухах, что ходили, на бывших польских территориях, но никаких пулеметов в Катыни не ставили. Лес располагался слишком близко от Смоленска, подобное стало бы непредусмотрительным. Местное население могло начать болтать.
– Они и так болтают, – недовольно подумал Петр, смотря в оптический прицел бельгийского ружья. Они с фон Рабе молчали. Курить в засаде было нельзя, звери отлично чувствовали запахи:
– Болтают, – повторил Воронов, – что мне герр Максимилиан говорил? На их территориях тоже полно недобитой польской швали. Устроили правительство в изгнании, посылают эмиссаров, организовывают сопротивление…, – за форелью и вином они с фон Рабе обсудили сотрудничество, советских и немецких служб безопасности. Поляки затаились по обе стороны границы, в глухих лесах. С ними требовалось покончить, совместными действиями.
– В конце концов, – усмехнулся оберштурмбанфюрер, – прошел общий парад, в Бресте…, – Петр на параде не присутствовал, допрашивая арестованных в минской тюрьме НКВД, но Степан говорил о смотре военных сил. В параде даже участвовала авиация. Несмотря на договор о дружбе, Воронов, все равно, привез фон Рабе дезинформацию, впрочем, безобидную. Выходило, что, покончив с присоединением балтийских стран, Красная Армия отойдет от новых границ вглубь страны.
На последнем совещании, в Москве, Берия раздраженно, сказал:
– Кукушка и Рамзай спелись, твердят, что Германия нападет на Советский Союз, следующим летом, – он потряс радиограммами:
– Очень хочется вызвать их в Москву, и спросить, кто подсовывает подобную чушь, англичане или американцы, и кому они вообще продались…, – по мнению Петра, Горская работала на американцев. Он пока ни с кем не делился подозрениями, но все сходилось. Воронов не верил в совпадения:
– Ее отец был американским гражданином, она долго болталась в тех краях. Она и Янсон составляли короткий список. Янсон вербовал Паука. Даже если Янсон был чист, он, наверняка, рассказал жене о Пауке. Я Тонечке все рассказываю…, – Петр не только рассказывал, но и показывал. Он возил Тонечку во внутреннюю тюрьму НКВД, в ближние исправительные лагеря, и допрашивал при ней заключенных. Петр гордился своей работой. Воронову хотелось, чтобы Тонечка им восхищалась:
– Она меня только на западе видела, – думал Петр, – она не знает советского строя, нашего труда ради будущего, коммунистического общества…, – Тонечка, ночью, шептала:
– Я не думала, что в СССР может быть так хорошо…, – он вдыхал запах лаванды, целуя ей руки: «Любовь моя, как я счастлив…»
По соображениям безопасности Воронову нельзя было сохранять радиограмму от Кукушки, извещавшую о приезде Тонечки в Цюрих. Конечно, если бы он мог, он бы поместил бумагу в семейный альбом. Петр признался в этом Тонечке. Жена улыбнулась:
– Фрау Рихтер замечательная женщина. Добрая, ласковая, настоящий коммунист…, – если последнее и было верным, в чем, Петр, недавно, стал сомневаться, то доброй и ласковой Горскую мог назвать только человек, видевший ее в первый раз в жизни.
Петр, искоса, взглянул на фон Рабе. Немец сосредоточенно, смотрел на кусты, вскинув ружье. Воронов, недавно, пошел к начальству. Он поделился с Лаврентием Павловичем опасениями касательно Биньямина. Эйтингон к тому времени прилетел в Москву, на лето. Предатель Орлов дал обещание, под страхом расправы с его семьей, что он будет жить тихо. Орлов не собирался ничего публиковать. Устранение Кривицкого взял на себя Паук.
Они решили, что Петр не вернется в Мехико, как планировалось раньше. Эйтингон руководил последней частью операции «Утка». Петру предписывалось организовать проверку Горской, посредством Очкарика, как они обозначали между собой Биньямина. Воронов хотел заручиться помощью фон Рабе. Насколько они понимали, Очкарик болтался где-то во Франции. Через пару недель, по уверениям герра Максимилиана, войска вермахта входили в Париж.
– Мы не станем бомбить город, – усмехнулся немец, – в отличие от Британии. Фюрер заботится о сохранении культурных ценностей. Правительство капитулирует, как это сделали голландцы, и бельгийцы. Мы без единого выстрела займем столицу. У французов появится новое, лояльное, руководство. Как в Прибалтике, – весело добавил фон Рабе.
Петр отсюда ехал обратно в Минск, где встречался с Деканозовым. Через неделю СССР предъявлял Литве ультиматум о размещении военной силы на ее территории. Воронову и Деканозову поручили быструю чистку страны от нежелательных элементов. В Литве их скопилось достаточно, включая евреев, беженцев, поляков, местных офицеров, и священников.
– Организуем еще одну Катынь, – размышлял Петр, – мы четыре тысячи человек за три дня расстреляли, только из пистолетов. Тихо, без шума. Надо заранее подготовить рвы и транспорт из городских тюрем. Немцы так делают…, – фон Рабе поделился опытом работы в бывшей Польше. Оберштурмбанфюрер уверил Петра, что Германия не нападет на Советский Союз.
– Вы наши друзья…, – Максимилиан намазывал черную икру, привезенную Вороновым, на свежевыпеченный, ржаной хлеб, – и всегда ими останетесь. Мы покончим с Британией, – он вытер губы шелковой салфеткой, – раз и навсегда покажем Америке, где ее место…, – Петр не стал говорить фон Рабе о свадьбе:
– Незачем, – решил он, – хотя, если бы ни герр Максимилиан, я бы никогда не познакомился с Тонечкой. Интересно, она о Горской говорила, а о дочери, нет. Хотя дочь Горской в закрытом пансионе…, – фон Рабе получил от Петра данные по Биньямину. Оберштурмбанфюрер обещал, что, буде еврей попадет в поле зрения немецких служб безопасности, то его оставят в покое. Герр Максимилиан обещал сам проследить за выполнением распоряжения. Из Польши он ехал в Париж, с остановками дома, в Берлине, и в Бельгии.
Очкарика можно было бы убрать и руками немцев, но требовалось проверить Горскую. Осенью, Петр отправлялся в Европу.
– Вернусь, – улыбнулся он, – возьму Тонечку с Володей, и отдохнем на озере Рица. Бархатный сезон, Тонечке понравится. Товарищ Сталин нас приглашал. Степан пусть в Западном округе сидит, занимается аэродромами…, – Петр, нехотя, понимал, что, все равно, брат когда-то окажется в Москве, и его придется знакомить с Тонечкой. Воронову было стыдно за такого родственника, перед женой.
Петр надеялся, что Кукушка не пройдет проверку, ее отзовут в Москву, вместе с дочерью, а они с Тонечкой и Володей обоснуются в Цюрихе. «Импорт-Экспорт Рихтера» переходил в руки нового владельца. Петр собирался остаться в Швейцарии, пока Володя не пойдет в школу. Он говорил с Тонечкой, жена согласилась. Ей тоже хотелось, чтобы мальчик стал октябренком и пионером. Воронов ожидал, что, после Швейцарии он возглавит в наркомате какой-нибудь отдел.
Кусты зашевелились. Фон Рабе медленно, аккуратно, не делая лишних движений, навел ружье. Вчера, когда они ждали в засаде кабанов, Петр убедился, что герр Максимилиан отличный, хладнокровный охотник.
